Во время эпидемии

Возвращаясь к «свинскому вопросу»

Читатель этих нехудожественных заметок, вероятно, подумает, что речь вновь пойдёт об американской чуме, полтора года назад ославившей с. Подымахино на всю область, а то и страну. Об этом много писалось, телевидение делало репортажи с «места события», да и сегодня нет-нет, а вспомнят в СМИ о «свинском вопросе».
К нему, к «свинскому вопросу», стоит вернуться. За тем вычетом, что разговор будет не о крючкохвостатых животных, сожжённых в общей яме общим санитарным огнём, а... (pardon!) о нас с вами и о тех крючкотворцах, что стараются не оставлять хвостов, кроме запятых в сфабрикованных ими филькиных грамотах.
Интеллигенция, в том числе известные писатели, «трубили» на весь свет, «взывая» услышать их и одуматься, когда «в разгар перестройки» в Грузии под видом борьбы с алкоголизмом изводились под корень виноградные сады. И кто рубил? Сформированная из равнодушных работников лесохозяйств бригада? Деловой и шустрый подрядчик «из-за бугра»? Русский Иван, которому и на своей-то земле всё одно, что Ливерпуль, что Нижнеудинск, а уж за соседским забором тем более «ни по чё»?..

Да нет, местные жители рубили! В том и беда. Грузин, поднявший топор на виноградное дерево, — вот для думающих людей пример вбирающего жизнь под себя Апокалипсиса. Не просто — грузин, «поднявший топор на виноградник», а поднявший топор противу традиций, культуры, этики поведения и мировоззрения своего народа. Противу предков, которыми неоправданная, а тем более целенаправленная рубка плодоносящих деревьев считалась тяжким грехом. Противу детей, которые пришли или придут после отца в разграбленные, изничтоженные, раскорчёванные и оплёванные поствиноградные сады. Противу, если хотите, Бога, ибо дерево почиталось Божеством. Но не тем древнерусским языческим преклонением молчаливому Перуну, а обыденным служением живому, чувствующему Дереву, уважением его не как религиозно-мистической абстракции, но как вполне конкретной земной силы, ближайшей подмоги. А коли копнуть глубже, то и противу Дерева как незримой связи меж небом и землёй, жизнью и смертью, былью и небылью... И вот — порубили, порушили, извели...

Не зашла бы речь о тех событиях, когда бы наша сегодняшняя жизнь сплошь и рядом не давала повода убедиться в том, что духовный отдвиг человека от его родовых традиций, от вековых нравственных обязательств пред землей-прародительницей продолжается по сей день, и не только «где-то там», а здесь, у нас, среди нас, под носом. Грузины вырубили сады — им этот грех зачтётся, равно как и тем, кто понудил (и понуждает) этот славный народ к всякого рода вылазкам против самими же грузинами созданных правил и норм, традиций и канонов, то есть всего того, что есть очертание народа в вечности, или нация, и тех примет, по которым судим о ней в ряду других наций.

А нас-то кто и как будет судить?

Прежде основного разговора процитирую стихотворение замечательного сибирского поэта Анатолия Горбунова, которое скажет о затрагиваемом вопросе значительно больше любой газетной заметки:

НА ВЫРУБКЕ

Родные места.
Их теперь не узнать.
Где ель, что росла,
родничок притеняя?
Была в ней упругая девичья стать.
Была она вся от смолы золотая.

Кому помешал балаган косарей?
Кому помешали кресты на погосте?
Где кедры шумели - пеньки да кипрей,
Хрустят под ногами сосновые кости.

Брожу по округе теплынью согрет,
Случайно забрёл на лесную сторожку:
Сидит на ступеньке и щурится дед,
Плетёт из распаренных прутьев лукошко.

На травке — ленивая свора собак.
Подснежники солнце щекочут усами.
— Бог в помощь, хозяин!
— Спасибо, земляк.
— Кто так обошёлся свирепо с лесами?

Дед глянул сердито,
но всё ж объяснил:
— До небушка дров наломали, родимец.
Тут был леспромхоз,
а в головке ходил,
К несчастью, приезжий один,
проходимец.
Уж он, я скажу, показал свою прыть,
Старался — давал кубатуру
сверх плана,
Народным богатством
умел посорить,
К земной красоте относился
погано.
Откуда свалилась такая напасть?
Живём на подножном корму,
без учёта.
Где наша рабоче-крестьянская власть?
Неужто разбойнику нет укорота?!
Готов он всю зелень на ветер
пустить,
Завалена брёвнами хвойная местность...
Хочу телеграмму в столицу отбить,
Большое начальство
поставить в известность.

— Ну, дед! Разошёлся,
аж драться готов!
И я возмущённому деду ответил:
— Найдётся защитник сибирских лесов,
Поверь мне, отец,
переменится ветер...

К чему это я — дерзновенной лирой? А вот к чему. С осени прошлого года (а то и раньше) в окрестностях сёл Подымахинского МО рубились перелески... Нет, щепки не летели. Товарищи, что под видом санрубок изворотили сосняки, действовали без шума и пыли, хитро и... тонко. Но, как вопрошал другой поэт, «откуда тонкость у подростка и ребёнка?» У ребёнка, действительно, в вопросах очистных рубок, а по сути браконьерских и варварских, соображения нет. Но соображения (и, надо полагать, не только они) были у тех, кто:
      а) данной им властью разрешил извод перелесков (не лесов, не глухой непролазной тайги, а - перелесков!) на территории МО с. Подымахино, объявив их «вне закона»;
      б) из своего начальственного кресла «соображал», как бы да с чьей бы помощью сначала объявить лес категорией больного, требующего очистки массива, а потом использовать «зловредную» древесину, согласно её прямому назначению при учёте качества здорового сосняка;
      в) спустя рукава или, извините, заворотив зенки смотрел - да не углядел, знал - да не упредил и не остановил лесного разора.

Далее, как говориться, по цепочке, от звёнышка к звёнышку или как по рыбьему скелету, от косточки к косточке да к самоёй голове, которая гниёт...

Как это было? (Не кощунствуя, хочется сказать «вспомним всех поимённо», но где же их всех так просто выловить?!) Все знают, как мышь поедает крупу: сделает сбоку малюсенькую дырку в мешке, проникнет внутрь и пользуется в своё удовольствие, оставаясь инкогнито, пока простофиля-хозяин не поймёт, что к чему и куда утекает добро. Так же было и с лесом. «Окинешь взором» подымахинские перелески (хотя бы напротив кладбища), - стоят леса, как при царе Горохе стояли. Но не спешите поминать царское время. Тогда за незаконную вырубку леса руки ломали, а то и чего похлеще делали. А нынче, в демократической России, два передвижных вагончика проникли шито-крыто в глубь сосняка, и, как говорится, о деятельности лесорубов знала только «голая ветла да ещё перепела с перепёлками». Нет, знал, наверное, кто-то ещё, кому можно знать, у кого рот «глиной забит». Жители не знали, ибо время действия - когда ни грибников, ни ягодников в лесу, одни только неучтённые бродячие поэты. И, как упомянутая мышь в мешке, попользовались те товарищи в силушку, благо она на Руси богатырская. Вывернули всё, что можно было вывернуть, что можно было укатить - укатили, что можно было увезти - увезли по дорогам, что торились по типу «куда поворотят колёса...». Свели перелесок. Но, опять же, хитро и тонко: выгрызли изнутри, а по бокам не тронули - лес как при царе Горохе стоит. Как будто не было ничего: ни Февральской революции, ни перестройки, ни двух передвижных вагончиков... Только пройдя по набитым дорогам, по которым с завидной постоянностью и трудолюбием увозили в Усть-Кут «больной лес» (откуда в разгар мирового финансового кризиса такое радение о вывозке «больного», никуда, кроме как на дрова, не годного?!), узнаешь, что «король-то голый!»: внутри перелеска ничего нет, кроме вмятых в землю деревьев да изворочанной, оскверненной и в которой раз оплёванной земли... Говорят, «большое видится на расстоянии»! Нет, лучше всё-таки посмотреть вблизи...

Та же самая картина в лесу, который за Марковской трассой, за ЛЭП, вдоль речки Казарихи (3 или 4 км от с. Казарки). Там, подале от лишних глаз и ушей, того больше провели «чистку». Вывалили сосняк по склону к речке так, что непонятно: очистные работы проводили или взлётно-посадочную полосу готовили? А ни то, ни другое. Если «очистные», то берётся определённый процент леса под вырубку, но ни как не 80-90 %, да и метятся те деревья, что пойдут на сруб. А если под площадку, то здесь покамест только взлетали, но никто ещё не сел...

И так — повсюду. Не только на территории указанного административного образования, но и в других тоже. По всей области. Стране. Чума? Зараза? Она самая. Как сказал бы наивный журналист, самое «вопиющее» в данном случае — рубится «зелёная зона», то есть леса подле реки Лены, вопреки существующему закону о «водоохранных» километрах, которого никто не отменял... Даже прекратись вырубка, вред от неё уже не залечить. Не говоря о том, что новому лесу расти и расти, по проторенным дорогам будут ездить и ездить из ближайших сёл, под видом пользования обычным для лесосек остаточным хламом, изводя оставшийся на корню лес, выбивая сохранившуюся невыбитой живность и т. д. А уж про то, что никто вырубленные площади насаждать молодняком не собирается, вообще молчок...

Чтобы не голословить, скажу, что два (или три) года назад в местных же лесах горели торфяники. Место торфяного пожара, где из нападавшего хвойного леса образовался внушительный залом, решением главы Подымахинской администрации было объявлено зоной общего пользования. То есть всяк, решивший запастись дровами, мог поехать и напилить палого леса. Кто-то стал разбирать завалы? Кто-то, возможно, и стал, огульно говорить не буду. Но в основном стали пользоваться стоящим рядом здоровым лесом.

Спрашивается: кто, какая ведомственная, или надведомтвенная, сила сможет остановить эти вылазки? Лес, действительно, большой, его охранять — не калитку в палисад закрыть. Как там у детей? «Всем по ириске, а ему — очистки!»? Хороши очистки!

Осталось выяснить, кому — «очистки», а кто «ириской» удовольствовался. Кто, получается, остался в дураках? Ведь весь смысл, как оказалось, в «очистках»!

(Окончание следует).