Заметки по поводу

Андрей АНТИПИН

Во время эпидемии

Возвращаясь к «свинскому вопросу»

(Окончание. Начало читайте начало в номере 16 от 30 апреля 2009 г.)

Что такое национальное своеобразие? Образ нации, по которому мы узнаём её в длинном ряду других наций.

Коли русский, то - балалайка, медведи на цепи, пьянка-гулянка до потери рассудка, песни венчальные, сватовские, подблюдные и др., мужики сусальные, с бородёнками и аржаными волосами и усами, пропахшими табаком и брагой, бабы с увечьями старуха на печи, телёнок, что лужку за околицей травку щиплет...

Но что-что, а последнее (то есть щипать траву) стала нынче небезопасно. Уже говорилось, сколь разителен пример национального падения в лице грузина, рубящего виноградники. Так почему слова не заходило о том, что русский, забросивший поле и луг, такой же ирод? Тем паче когда луга наши и поля, раз не служат более человеку, усиленно, развязно и нагло захламляются, изничтожаются, опять же - оплёвываются... Это – вторая чума. Не нужно брать примеров из головы, достаточно выйти в луг или в поле, где стаял снег и, следовательно, обнажил «факты пребывания сапиенса на земле». На публикуемой фотографии, сделанной в апреле, видно, что именно вытаило нынче из снега. Это - посреди пастбища на задних дворах д. Старые Казарки, здесь с весны по осень всё ещё пасётся скот. Да, слов нет, за последние два-три года количество рогатого скота, содержится жителями сёл, сократилось таким образом, что далее, в общем, и некуда. Иначе на месте разбитых ферм придётся строить музей, главным экспонатом которого станет... корова! И доярка рядом с ней.

Грустная шутка, верно? И проблема загрязнения лугов не во внешней, а во внутренней экологии, не в снижении количества индивидуальных хозяйств, при котором интерес в этих лугах и полях вроде бы как сам собой пропадает, а в изменении мышления крестьянина. Он, живя в деревне, все свои духовные и житейские устремления обратил на город. Го городским не стал, но от земли ушёл. Сейчас на селе гораздо реже встретишь хозяина, который хворостиной гонит корову на выгон, чем человека, мобильным телефоном в руках, как с миноискателем, «ищущего» несуществующую (ставшую тоже своего рода чумой) сотовую связь...

Помните у Есенина?

«Остался в прошлом я
           одной ногою,
Стремясь догнать
           стальную рать,
Скольжу и падаю другою...»

Ничего не изменилось с тех времён, когда были написаны эти стихи, ознаменовавшие, как говорят историки отечественной литературы, «процесс отхода крестьянина от земли». Всё так же на Руси. И отсюда, от этой раздвоенности, выраженной в метаниях меж городом и деревней, - отношение деревенского человека к земле, как к оставляемой территории, на которой «хоть потоп». Отсюда - общее (и повальное) снижение культуры в области хотя бы первичных агроэкологических понятий, ранее неотъемлемых от ценностной системы крестьянского воспитания. Нормой становится бесхозяйственное отношение к земле! Свалка мусора на луга в данном случае всего лишь маленькое проявление охватившего деревню духовного обнищания. Не говорю здесь о городе, хотя кто-то и воспротивится, что-де город поболе нашего мусорит: «Нам-то, выросшим на земле, а не в бетонной коробке, это разве оправдание?!»

Был бы удивительным способ попадания подобного хлама на луга, когда бы не был столь распространён в России. И, однако же, есть чему подивиться: мусор этот доставляют вовсе не те, кто в силу финансовых или этико-культурных затруднений не может обеспечить его вывоз в специально отведённую для этого зону, а те, кто, имея автотранспорт, не удосужился проехать до ссорища, вероятно, решив, что большого вреда не будет вывалить хлам вдоль дороги, в поле или на луг, по берегу реки и т. д. Тот, у кого нет техники, не потащит на себе мешки с мусором на поскотину! Кстати, в прошлом году главой администрации был организован объезд дворов с целью сбора ненужных вещей, хлама и т. д. От жителей посёлков (Глубокий, Казарки, Подымахино) требовался минимум, а именно: собрать мусор в капроновые мешки, завязать и выставить за ограду. Всё! Ни денег, ни какого другого вспоможения доброму предприятию от жителей не требовалось. Избавили вплоть от того, чтобы грузить мешки в кузов. Только собери и приготовь. Однако же, нашлись те, которым этого показалось мало. Известны и случаи, когда, вместо того чтобы выставить мусор в мешках для приходной машины, подымахинцы (особливо это касается местной бражки) вываливали стеклотару в прорубь р. Лены. Для этого, как вы понимаете, требовалось гораздо больше усилий, нежели для того, чтобы выставить мешок за ворота. Ума требовалось значительно меньше.

Увы, свинство с вывозкой мусора на р. Лену не закончилось прошлым годом. И ныне на уже посиневшем льду уже стояли мешки бог весть с какими «подарками» речным пучинам, а по берегу лежали горы хлама, большая часть которого, вопреки задумкам предприимчивых хозяев, решивших сплавить своё «добро» с весенней водой в ниже по реке расположенные сёла, попросту не имеет свойства держаться на водной поверхности и, следовательно, никуда не уплывёт. Вероятно, те, кто в прямом смысле слова валит себе под ноги, попросту не знают банального физического закона, который известен каждому приличному школьнику: ничего никогда не исчезает бесследно, исчезло тут, появится в другом месте (говоря просто). Или те, кто валил, вовсе не думали об этом другом месте? Дескать, с глаз долой, из сердца вон? Но как же из «сердца вон», когда, сказать навскидку, в устье р. Казарихи (рядом с мостом), там, где набирают воду, лежит, сверкая на солнце, гора битого бутылочного стекла?! А уж что у нас в лугах, в траве - страшно подумать. Железо да стекло, которое идёт под челюсти коров! Спрашиваю напрямки, в лоб, вопреки всякой выдержанности даже такой несдержанной категории сочинительства, как газетная злободневка: каковы бы вам, читатель, было копаться голыми руками в грядах, зная, что земля забита стеклом или бритвенными лезвиями, или забродить босиком в реку, дно которой в разорванных консервных банках и стёклах?..

Но разве мусорить в лес - не то же, что валить на луг и в реку?!

Обыденными стали: порубки приленских лесов, вывоз мусора на берег реки, свал хлама непосредственно в саму реку... А во время эпидемии американской чумы был даже «зафиксирован» случай, когда тушу заражённой свиньи свалили на берег Лены, в то время как действовал объезд (!) дворов с целью сбора поражённых болезнью животных... Это, правда, удалось исправить: тушу все же сожгли. Но вспоминаются многотонные спуски нефти и утечка усть-кутской канализации, постройка на Ленском берегу капиталистического завода по выработке целлюлозы… Случаи «вопиющие»? Да, давно «вопиющие», но не услышанные! Впрочем, если разобраться, и не столь уж «вопиющие», когда не только оберегать великую реку от постепенного загрязнения и высыхания, но и от механических выгребаний кранами никто, как видно, не собирается.

Каждый судоходный сезон речное дно ковыряют, ворочают, нагребают брустверы, которые за две-три весны порядком размывает льдом и паводковой водой, и всё повторяется снова… Вода застаивается, киснет, мельчает на глазах, дно зарастает водорослями, переводится рыба… Вся река уже в брустверах, как за прутьями тюремных решёток! Каждый мало-мальски обременённый властью считает себя вправе рыться в реке, как в собственной ноздре, под видом углубления подъездов к берегу для маломерных катеров нарывая каменные гребни. образующиеся за ними глубоководные вадиги используются как место браконьерской рыбалки сетями.

Что это — русская дикость? Национальное «простодушие»? Широта характера? Или своеобразное воспротивление действующей на селе власти, своего рода активный нигилизм? Да нет, не похоже. Скорее всего - приспособленчество и откровенное свинство.

Ещё раз означу известное: национальное своеобразие - это образ нации, по которому мы узнаём её в ряду других наций.

Вот ещё о чём грешным делом думается: не будь Россия столь огромной, может быть, и неряшливость наша была бы не столь огромна. В таких, как у России, громадных масштабах у человека теряется чувство меры, появляется своего рода комплекс безграничного пространства, когда кажется, что, сколь не отравляй и не загрязняй окружающую среду, всю не отравишь и не загрязнишь. Дескать, «тыщу лет до нас так делали - и никово...». Или вот ещё славянский типаж, который попробуй победи: «Другие (характерный национальный кивок подбородком куда-то в пустоту) больше нашего валют!» То есть - «Иван так же, и я так же». Кое-кто из «умных» (и не без оснований), высказывается: дать русскому маленький клочок земли и запретить выходить за его пределы. Тогда, может быть, и уважение к своей земле появиться, меньше станет гадить подле себя.

Р. S. А. П. Чехов отмечал (напомню общий смысл): «Если бы каждый человек на своём участке земли сделал всё, что возможно для его облагораживания, как прекрасна была бы наша земля!» Другим великим замечено: «Широк, широк русский человек! Я бы сузил».