Общественно-Политическая газета Ленские ВЕСТИ г.Усть-Кута и Усть-Кутского района.
| ||
Разум и чувстваНаталия ГИРЁВА (Продолжение.
Появился наставникМы с дочерью Анной прожили почти целый год на берегу бурной Катуни, среди пронзительной красоты. Павел был рядом, но мы ещё не знали, как сложится наша жизнь и кем мы станем друг для друга. Перед походом я приняла Крещение. Но никто не объяснил мне того, что Таинство начинается с покаяния, с перемены образа мыслей, что Таинство нельзя принимать, оставаясь по духу язычником. За всё слава Богу: только Он один знал, как нас оглашать. И в один прекрасный момент всё сложилось так, что мы были вынуждены уехать из своего «Эдемского сада» в город. Это было против нашей воли, наперекор всем планам и мечтаниям, это было, как нам казалось, невыносимо. Я даже машин на улицах долгое время пугалась, а работать пришлось в библиотеке, среди книжной пыли и мрачной тишины. Павла взяли на работу в родной институт. Но была одна большая радость — мы ждали нашу Дашуту и готовы были ради неё всё претерпеть. Пути Господни неисповедимы. Павел встретил своего будущего духовного отца в Москве. Кафедра направила его в ГИТИС, на курсы повышения квалификации. И он, конечно же неслучайно, оказался на беседах покойного ныне отца Димитрия Дудко. У того в приходе было очень интересное движение: прихожане молились за тех, кто не может избавиться от пагубных страстей: курения и винопития. Батюшка подходил к каждому с блокнотом и спрашивал (кстати, у него интересный говор был): «Куритя? Пьётя? А сколько можете продержаться? Месяц можете? А мы за вас помолимся». Записал и Павла, тот не мог отказать такому необычному, словно светящемуся изнутри человеку. Так появился в нашей жизни отец Димитрий и его записки, сделанные им в тюремном заключении. Ксерокопии были плохие, с трудом разбирали строчку за строчкой и поражались каждой мысли. Особенно меня, человека рационального, удивляло то, как батюшка говорил о своих страданиях, гонениях. Он благодарил Бога за свою Голгофу! После каждой встречи с о. Димитрием Павел преображался. Батюшка обладал огромной щедростью души, мог понять наши слабости, увидеть за ними искренние движения, по-детски радовался нашему взрослению. От скольких ошибок и заблуждений уберегла нас его горячая молитва и любовь?! Именно в его глазах я впервые увидела отблеск того Нетварного Света, который может разжечь в другом огонь веры. Павел часто говорил о том, что рядом с отцом Димитрием все вопросы, о которых думал, которые мучили, становятся понятными, даже без слов, и хочется просто быть рядом — греться, как у печки. А вопросов было немало. И как жить, и как её — эту жизнь — по-Божьему проживать. Но, как поётся в одной песне: «Вопросы нам жить не мешают — ответы мешают». Почему я не могу ходить в храм? Потому что в храм иду для себя, к себе, а не к Богу. Меряю всё опытом своей безбожной жизни. И желания ничем не отличаются от прежних. Как, например, наша мечта уехать подальше от людей, в тайгу. И всё к тому шло — появились англичане, желающие основать в Алтайском крае туристический бизнес. Павел им очень понравился своей ирландской внешностью: с рыжей бородой, голубыми глазами, всей своей мощностью он походил в те времена на викинга. Мы уже почти решились принять их предложения, но о. Димитрий просил Павла, чтобы тот не подписывал контракт больше, чем на один год. А место удачно было выбрано: и вершинка снежная видна, как жена просила, и речка с рыбкой, и глухомань знатная — за сто километров ни одной человеческой души, выбраться можно только на вертолёте, да и то один-два раза в год. Хоть у нас уже две девочки, третья вот-вот должна родиться, а никакого ума — одни восторги. Но в это время Павел уже ходил в храм: помогал в алтаре. Учился читать, петь, всё это у него получалось без особого труда, с радостью. Настоятель, узнав о наших планах, предложил подумать о том, чтобы прийти в храм окончательно. А отец Димитрий спросил у Павла: «Ты подумал, как будешь столько времени без Причастия, без Таинств?» И пока супруг мой шёл до дома, у него словно пелена с глаз спала. Пришёл и сказал, что никуда мы не едем, а он идёт служить в храм. Я была в недоумении: как можно сравнить волю-вольную с жизнью уборщика алтаря — так раньше называлась должность алтарника. И сколько он терял, знают только те, кто через это прошёл. Особенно в те времена. Новая жизньУ нас началась новая жизнь. Мы переехали из квартиры в частный дом, без удобств — хотели, чтобы наши дети росли ближе к земле, к природе. Стали воцерковляться. На первой исповеди, через полтора года после Крещения, моя душа наконец-то вздохнула о том, что Крещение я приняла без должной веры. А батюшка кротко так мне сказал: «На коленочки почаще надо вставать, на коленочки...» Но как мне, жестоковыйной, это было понять… В первые годы было много искушений. Я тогда так мало знала о Православии. Столько было намешано в голове! Например, я спорила с Павлом: считала себя грамотной, ведь прочитала Евангелие не один раз! Но это было чтение прелестное («прелесть» в церковно-славянском языке означает «обман в высшей степени»). При таком читаешь о праведности и думаешь — вот это про меня, а когда говорится о грехах — то это о других. Чувство собственной греховности, вины перед Богом и людьми пришло намного позже. После очередного спора с Павлом мне приснился сон. Запомнился из него человек с очень добрыми глазами, чистыми, как небо, и голос: «Еще и враги не пришли, а вы уже перессорились…» И я поняла тогда больше, чем если бы прочитала десяток книг. Поняла, что все наши испытания впереди и мы должны быть вместе, несмотря ни на что. Пусть я не понимаю, зачем Павел молится, постится, ходит в храм, но при этом он такой терпеливый, любящий, не поучает нас, не укоряет. Постепенно, преодолевая трудности и сомнения, с помощью Божьей, мы пришли под венец. О нашем венчании могу сказать словами из «Повести временных лет»: «И не вемы, на небе мы были или на земле...» Для меня величие Таинства Венчания в том, что люди вместе стоят перед лицом Бога. Это можно сравнить с начертанием первой буквы нашей азбуки, буквой «А». Если представить себе, что с двух сторон, в основании стоят мужчина и женщина, взявшись за руки, то эти руки становятся ступенькой, которая ведёт в небо, началом лестницы. Двое становясь все ближе на пути к Богу и друг к другу, сходятся в одной точке, в Истине — прорастают в вечную жизнь. Кстати сказать, в удивительной, богодухновенной, славянской азбуке первая буква «Аз» несёт в себе величайший смысл. (Для меня было большим откровением узнать то, что «Аз» подобно нашему местоимению «Я», но, как буква, стоит на первом месте. А вот звуком «Я» славяне обозначали понятие «Их»). Текст «...и побежду я» переводится следующим образом – «и одолею их». Благодаря загадочным реформам в нашем языке из азбуки были изгнаны шесть последних букв и «я» оказалась последней. Нашему народу помогли забыть то, что славяне, принявшие христианство, говоря о себе «аз», научались благодарно осознавать свою причастность к Сущему. И малая капля является частью океана. Наша «Аз» подобна греческой букве «альфа». Одно из значений этого греческого слова – «начало». Во многих древних языках первая буква символизировала начало всех начал. Но первая христианская азбука позволяет нам полнее понять замысел Творца. В видимом мире первое место занимает человек – только он, обладающий силой ума, способен осознать своё предназначение. «Аз» входит в мир, как в материнское лоно, это лоно носит нас, даёт силы, учит читать знаки Божественной любви, и всё это для того, чтобы образ Божий в человеке смог возрасти в полный возраст Христов. Нам предстоит покинуть этот мир, выйти из него, ведь духовному человеку всегда будет тесно — это закон естественный. Если птенчик не пробьёт скорлупу яйца — он погибнет. Замкнуться в материи для человека противоестественно. Самопознание, оторванное о Бога, — опаснейшая ловушка, его синонимы: самоедство, самоубийство. Человеку насильственно прививаются эти качества, этот вирус эгоцентризма. Я уверена, что язык народа выполняет роль иммунитета, не позволяет душе потерять человеческий образ. А каждая буковка нашей азбуки засевает поле человеческой души добродетелями. Это не просто слова, это послания: Живете, Зело, Земля… Како, Люди, Мыслите… Рцы, Слово, Твердо — так из века в век учили детей, так прививался вкус к Истине. Современный алфавит — это даже не звуки, а какое-то мычание, не имеющее смысла. И поэтому нам так непонятен церковно-славянский язык, непонятны тексты богослужений, Библии. Нам всё непонятней становится и литературный язык: читаем, часто не понимая значения слов, а значит замысел произведения останется непрочитанным. Слово уходит из нашей жизни. А без него ничего не может быть. И душа не может примириться с ложью, как бы соблазнительна она ни была. Служение в "каторжном" краюВроде бы все было хорошо, но вдруг в нашем новом доме на Павла навалилась какая-то тоска. У него такая привычка: когда он что-то обдумывает, то начинает молча ходить туда-сюда. И я уже догадываюсь: что-то он опять затевает! Сначала он молчал, а потом сказал мне, что ему тесно, хочется чего-то большего. Я слушала и думала : «Куда же ещё больше — службы каждый день, утром и вечером, да ещё настоятель благословил вести воскресную школу… Дома почти не бывает…». Но чего-то ему не хватало. Павел ездил в Новосибирск на богословско-пастырские курсы, встречался с разными священниками, исповедовался духовнику. И зазвучала мысль о рукоположении. Затем была встреча с Владыкой Вадимом, который пригласил его в Иркутскую епархию. Я долго сопротивлялась: ну, какая я матушка — ничего не знаю, ничего не умею. Многое меня настораживало во внешней приходской жизни, мне не хотелось играть в «духовность», я не видела смысла обманывать ни себя, ни других. Мне хотелось верить, но я ещё не доросла до понимания чем вера отличается от неверия? И как отличить подобострастие от смирения, а страх Божий от страха потерять насиженное место? И вообще, всё это было слишком неожиданно для нашей семьи. Я не сомневалась в искренности намерений своего мужа, но я... Это очень сложно, когда один в семье призывается, а другой не готов. Сколько трагедий и недоразумений на этой почве. Мои сомнения разрешила простая мысль, пришедшая после долгих размышлений; «А почему я думаю о себе? Разве я не помню благодати венчания? Меня же никто не заставлял принять этого человека. Тогда почему я не могу принять его путь?» И я сказала: «Тебе решать, а мы с тобой». Павел уехал. И мы четыре месяца жили одни, пока он, получив назначение, осваивался на новом месте. Помню, он позвонил мне и сказал: “Здесь так красиво… Река, горы… Как мы и хотели. Собирайтесь”. И мы поехали. С тремя дочками да со своими узелочками. Я помню, как за окном вагона природа становилась всё строже, величественнее, от этого возникало странное чувство: вот есть я, есть мои близкие, но мы уже не властны над своей жизнью. Первый раз передо мной была такая неизвестность. Мы — между пространством и временем. Наше бытие сведено до пяти маленьких точек, и у нас ничего нет, кроме нас и какого-то мощного зова, заглушающего все привычные чувства. Мы еще ничего не знали про те места, где предстояло нам прожить пятнадцать лет. Провожавшие нас друзья шутили: «Ну, поехали по большому Сибирскому тракту, по этапу в Сибирь», а про меня говорили: «А ты прямо как жена декабриста». Позже мы узнаем, что декабристов ссылали в Иркутск, а в наши места — больше грабителей, убийц и воров. В Усть-Куте почва тяжелая, неплодородная — глина да камни, климат резко континентальный. Про такие земли говорят — зона рискованного земледелия. Выращивать здесь что-либо довольно трудно. Да и духовная нива поражала своей скудостью даже в дореволюционные годы. В архивах сохранились очень красноречивые свидетельства об отношении поселян к вопросам веры. Так, например, прихожане отказались содержать православный храм в Усть-Куте и его приписали к Киренскому благочинью. И школу церковно-приходскую закрыли по той же причине, а потом устроили в ней питейный дом. Продолжение следует. Наталия ГИРЁВА
|
||
Адрес статьи: http://lv.ust-kut.org/?2009/48/15482009.htm |