Разум и чувства

Наталия ГИРЁВА

(Продолжение.
Начало в №№ 47 от 4 декабря , 48 от 11 декабря).

В городе не было ни священника, ни храма. Несколько бабушек горячо молились, собираясь по воскресениям и на праздники в вырытой для этого землянке, а потом выпросили половину старенького дома и организовали православную общину. Молились по «своей программе», так они сказали нашему батюшке, когда он спросил их, каким чином они служили. Многие из них уже отошли ко Господу, но мы с благодарностью вспоминаем их верность Православию, их трепетное отношение к приехавшему священнику и его семье. Их материнская забота скрасила нам те первые, сложные времена.

О том, что пережил отец Павел за годы служения в нашем городе, даже рассказать сложно. Нам стало очень понятно многое из Евангельского повествования. Но когда прямо на улице вполне трезвый человек, обругав батюшку несусветными словами, плюнул ему в лицо, я в первую минуту растерялась. Но вспомнились слова отца Димитрия. Он говорил: «По мне лучше гонители, чем растлители». И мы стали жить, никому ничего не доказывая, принимая все данные нам обстоятельства. В чём-то нам было тогда проще, ведь мы ещё очень хорошо помнили себя, свою жизнь, далекую от молитвы, от Церкви, от Бога. И обиды не было: некогда было обижаться. Нам надо было многому научиться: батюшке быть настоятелем, духовником, строителем, учителем и так далее; а мне — быть матушкой. Где учат «на матушек»? Как оказалось, жена священника не имеет права ограничиться пространством дома. А кто будет петь, читать, учить детей? Ко мне приходили с надеждой, не сомневаясь, что я всё умею, всё знаю и их смогу научить. Кто бы мне поверил, что я что-то не умею или не знаю: «Вы же матушка!»

Мне заочно, автоматически присвоили те качества, которыми я ещё не обладала. Пришлось учиться: среди пелёнок, кастрюль, с младенцами на руках, часто сквозь слёзы. Я хотела быть мамой, женой, мастерицей, но пришлось находиться почти в воинском послушании. А очень непросто оставлять дом, детей, свои привычки, свои мнения. Но надо было принимать людей, выслушивать, помогать, создавать школы для взрослых и детей, принимать в своё сердце и разбойников, и обманщиков, и людей болящих. Я старалась помнить слова одной пожилой женщины. Когда она узнала, что мне предстоит, то посоветовала: «Старайся никого не осуждать. Когда при тебе будут говорить о человеке плохо, хотя бы про себя скажи: «Спаси его, Господи!». Как пригодился мне этот совет!

Особенно трудно было нам когда отец Павел стал окормлять находящуюся на окраине нашего города колонию строгого режима. Батюшка ездил туда на автобусе, а возвращался пешком: ночью автобусы не ходили. Мы за него очень волновались: когда дорога дальняя, и мало ли какую реакцию вызовет у людей человек в рясе и с крестом. У нас в доме в те вечера, когда батюшка находился за «колючей проволокой», происходило что-то странное: то у кого-то живот заболит, то температура ни с того, ни с сего поднимется, и атмосфера становилась какой-то гнетущей, тяжёлой. Приходил батющка, и всё как рукой снимало, всё становилось на свои места. Но он сам… Он приходил такой уставший, осунувшийся. Это была не физическая усталость: не такие километры же бегал в горах! Его как будто придавливало к земле: видно от тяжести греха и несчастья сидящих в зоне. У него становились такие глубокие глаза... Он смотрел, как бы сквозь нас, иногда порывался что-то сказать, но замолкал, прекрасно понимая, что мы не поймём его откровений. Это — крест священника: нести самому то, что не могут другие.

Город долго присматривался к нам: кто такие, зачем приехали? Мерка у каждого была своя. Одни принимали сразу и навсегда, другие с оглядкой, кто-то распространял слухи и наветы. Особенно много недовольств высказывалось по поводу Таинства Крещения. Отец Павел взял на себя труд оглашать тех, кто желает принять Таинство, руководствуясь церковными правилами для совершения треб и собственным опытом. Сколько пришлось нам выслушать обвинений и брани за это. Как совершать Таинство, если человек ничего не знает о Боге, и честно признаётся, что ходить в Церковь и не собирается? Один священник как - то спросил у таких: «А вера у вас есть?». В ответ услышал: « Да, только она у нас во вторую смену работает». А сколько спорных представлений о Православии, о Боге, об обычаях пришлось выслушать?! Всегда вспоминаю на беседах особенно печальный случай, который мне на многое открыл глаза. Одна пожилая, активная прихожанка, узнав, что мы собираемся переезжать из временного жилья в дом, подозвала меня перед службой и говорит: «Когда батюшка пойдёт дом освящать, ты иди за ним с хлебом и говори: «Соседушка домовой, пойдём со мной». У меня чуть сердце не выскочило: «Что вы такое говорите: значит священник с крестом и с Богом, а я за его спиной с нечистой силой должна договариваться?» После службы меня стала мучить совесть: «Что же это я человека обидела, ведь она хотела помочь, вряд ли со зла, пожилой человек может что-то и не понимать, не знать». Подхожу, прощу прощения, говорю о том, что в православии нет таких традиций, что если её кто-то научил, то по неведению и ей надо сказать священнику о том, что она делала сама и других учила. Но она посмотрела на меня свысока и сказала: «Поживёшь с моё и не то будешь делать». Это ещё больше утвердило в том, что оглашение необходимо и тем, кто приходит впервые, и тем, кто приняв Крещение, остаётся, сам того не ведая, язычником по духу.

В наше время стёрлась какая-то грань. У невоцерковлённых людей отношение к Церкви и Таинствам чаще всего потребительское, как в магазине: «Сколько стоит младенца покрестить?» И очень трудно объяснить то, что Церковь не обязана крестить всех младенцев подряд. Детей в Православии крестят по вере родителей и восприемников (крёстных). А возрастных правила предписывают испытывать и не торопиться с их крещением. Вот от того и поползли по городу слухи: «Священник какой-то не настоящий: не хочет крестить, экзамены заставляет сдавать!» А это были не экзамены и даже не уроки — это были беседы. Сначала несколько, а потом стало понятно, что за две-три встречи ты ничего не успеваешь сказать, а пришедшие понять. И в руководстве для исполнения церковных треб говорится о том, что оглашение должно проходить сорок дней, под наблюдением священника. Надо найти такой подход к оглашению, чтобы человек во время Таинства сказал «Верую!» от всего сердца и от своего лица.

Наш приход сложился из людей, которые имели возможность понять в чём смысл Таинства, что ждёт их после Крещения, для чего нужны православному человеку все те «условности», которые пугают новообращенных, и часто остаются загадкой для прихожан со «стажем». Люди к нам приходили семьями, семьи прирастали, детки причащались, взрослели – нужна была школа. Сначала для маленьких, чтобы не мешали до евхаристического канона. Во время совершения Часов и литургии оглашенных с детками читали начальные молитвы, пели, готовились к Причастию: «Как называется чаша?»

– «Потир». А ложечка, из которой вам батюшка подает Причастие – «лжица». И так о многом, а потом пришло время вопросов о сотворении мира, о потопе, о том, почему Христос сам себя не спас. И стало понятно, скоро они уйдут в образовательные школы и, кто знает, вспомнят ли дорогу в храм. Так возникла семейно-приходская образовательная школа: из тех детей, которых батюшка младенчиками крестил и которые на наших глазах, как в сказке, возрастали от Причастия к Причастию. За эти десять лет было много надежд и разочарований, радостей и потерь. О школе я могу рассказывать долго, но искренне благодарна Богу за это светлое время, за то, что мне было дано вернуться в детство и прожить его заново, под сенью храма.

В воспитании детей институты не помогут

У нас — семеро детей, трое родились уже в Усть-Куте. Самой старшей дочери Анне 27 лет, у нее уже своя семья, они живут в Воронеже. Я очень благодарна Анне за пробуждение во мне материнских чувств. Помню ту удивительной красоты осень, когда узнала, что она появилась во мне. И то чувство ликования. Я шла по аллее, повсюду стояли исполненные плодов яблони. Маленькие яблочки — ранетки: желтые, оранжевые, красные они подарили моей дочке способность чувствовать красоту и единство мира. Она как будто впитала в себя то благодатное состояние и росла спокойной, мудрой, тихой. Мне всё время хотелось читать ей стихи и петь их на какие-то мелодии. А потом были уже и её стихи.

Над теплой землёй —
           очищающий дождь
Деревьям за листья зелёные —
           плата.
Является счастье,
           когда и не ждёшь,
Из куколки боли
           вспорхнувши крылато…
В предчувствии света
           томятся цветы.
Лишь солнцу известно,
           зачем оно скрылось.
Над всею землёю —
           триумф чистоты:
Всем душам добра,
           во спасение, в милость.

Я одно время пыталась уговорить дочь заниматься или филологией или журналистикой, но безрезультатно — у неё ко многим вещам своё, особое отношение. Она занимается домом, вяжет, вышивает, готовит. В ней нет суеты и неопределённости. А стихи её я читаю, не называя автора, во время огласительных бесед, когда не хватает слов.

Непрестанно трудясь,
           средь безумного лета,
Червь из праха гробницу
           себе создаёт,
И в пору угасания
           лунного света, умирает,
Себя заточивши в неё.
Но приходит весна,
           и взрывается кокон,
И взлетает в лазурь
           чудо дивной красы,
О вчерашнем забыв
           пресмыканьи убогом,
Нынче радость полёта
           себе испросив.

Детям священников живется, наверное, сложнее, потому что от них все ждут, что они с младенчества будут «святыми», «ангелоподобными» — не такими, как все остальные. Но они такие же дети! Если требовать от детей святости, то скорее всего получишь маленьких фарисеев или бунтарей. Человеку дается младенчество, детство, отрочество, юность, чтобы он возрастал в них, а всё сразу не бывает. Заставить человека исполнять закон не могут даже тоталитарные системы, а в христианском мире и вовсе не принимается исполнение закона без Любви. Люди мечутся в поисках воспитательных систем, методик, даже Церковь Христову желают приспособить для исправления трудновоспитуемых. Расслоение умов дошло до такой степени, что уже никто не понимает, что хочет воспитать в ребенке. Меня приглашают в школы, училища и часто просят: «Расскажите им что-нибудь о нравственности, чтобы они исправились». А я спрашиваю: «Скажите, а в какой системе нравственности вы их воспитываете?» Начинают перечислять Заповеди, чаще всего с четвертой или с пятой «Не убий, не укради…». Простите, но ведь это религиозная система, она напрямую связана с Богом. Разве ваши ребята все христиане или иудеи? Почему они должны исполнять постулаты? Возлюбить ближнего может только тот, кто верит в Бога, и врагов прощать способен только христианин. Значит вы стоите на позициях христианской нравственности? Но ведь по закону в образовательных учреждениях запрещена пропаганда атеизма, любой религии, а также навязывание какой-либо другой идеологии? Так как же вы умудряетесь обходить то, что запрещено законом? Ведь воспитание — это целенаправленный процесс. Какую цель ставит перед собой ваше учебное заведение? И опять в ответ мы слышим: развитие гармоничной личности, воспитание гражданина российского государства, лидера и так далее, и тому подобное. Но ведь гармонии абстрактной не бывает: в музыке это — строгие законы: если ими пренебрегают, получается какофония. А в светском, демократическом государстве каждый по-своему имеет право проявлять совесть. Значит, вы будете учить всему? Педагоги очень удивляются: одни начинают задумываться, искать ответы, а другие больше не приглашают и ищут своих «единомышленников».

Мне очень по душе то, что, наконец-то, законом родителям разрешено заниматься воспитанием своих детей, в соответствии со своими убеждениями, родители также являются заказчиками образования, но на деле все далеко не так.

Окончание следует

Наталия ГИРЁВА

часть 1: «Разум и чувства»
часть 2: «Разум и чувства»
часть 3: «Разум и чувства»
часть 4: «Разум и чувства»
По следам наших публикаций «Нам многое открылось...»

Александр 2009-12-18 21:34:24

Какая же Вы молодец...
Сколько простой теплоты в этом рассказе.
Всё правда.

Помню, как это начиналось и как мы, глядящие на происходящее со стороны вдруг, одномоментно преисполнились "мудростью".
Сколько раз лично я, в кругу знакомых с возмущением за глаза "уличал" отца-священника нашего. Сколько было и есть этого сегодня в нас. И к крещению он, видите ли не допускает без занятий, и само крещение не так проходит, и такой он да разсякой и многое многое чего. Сколько ж черноты этой попёрло из нас, прямо источник открылся.
А ведь не первый он у нас появился. Сектанты всех мастей раньше город оккупировали. И да как же они интересны нам были, какие стадионы да кинотеатры собирали. И ничего...
Слова лишнего не возмущались и даже наоборот - интерес да восторг штанами полными растопыривались.
А здесь грязь ядовитая из нас повалила - не остановить. Понятно теперь, что неспроста...

Проходило время, закрывались и открывались древние книги, приходили и уходили мудрые люди, и я вдруг с удивлением и печалью о себе понял, что всё то, что так безсомнительно осуждающе выплевывалось нами тогда в сторону священника и дел его, ничем другим кроме как грязью собираемой нами на головы наши не оказалось.
С уверенностью человека, прямо и неоднократно находившего ответы на свои вопросы в старинных православных книгах и законах говорю - всё, что делалось и делается отцом Павлом строго канонично, то есть полностью соответствует древним уставам и законам Святого Православия.
Прописано в древних законах - не допускать крещения младенцев у неверующих родителей, прописано - готовить через обучение грамоты ко крещению даже верующих, прописано погружаться в купель для крещения полностью раздевшись, прописано не допускать к причастию без исповеди и многое многое другое, чем мы так возмущались - всё истинно, всё верно и строго по древнему закону. И более того, если не строго по закону - то недействительно.

Сам же, отец наш Павел - настоящий человек, (вот хочется сказать без преувеличения - настоящий мужик), сколько раз доказывал это и словом и делом тяжёлым. Человек горячей веры и глубоких знаний. И пастырь, и отец, и теплота нам -народу в жестокости своей Сибирью вечной смерзлого.
Без надежды иначе бы...

[Ответить] [Ответить с цитатой]