С районом связанные судьбы

Мы помним войну

До начала войны наша семья жила в 40 километрах от Ленинграда, в городе Гатчина. Наш город был одним из оборонительных рубежей, чтобы прикрыть ближние подступы к Ленинграду. Именно через него проходило шоссе "Ленинград-Киев", по которому немцы кратчайшим путём хотели прорваться в северную столицу. Гатчину оккупировали на целых два с лишним года. Фашисты дошли до Пулковских высот, откуда обстреливали Ленинград. До сих пор на одной из сторон Невского проспекта сохранилась надпись: "Опасно при обстреле!". Блокада Ленинграда длилась 900 дней, но город выстоял. В январе 1944 пробил час освобождения и нашего города, но ещё долго в окрестностях гремели взрывы, гибли любопытные мальчишки, которые пытались обезвредить неразорвавшиеся немецкие боеприпасы - это было эхо войны.

Узнав о приближении немцев к Гатчине, многих женщин и детей успели эвакуировать. Мы попали в Вологодскую область, название деревни уже и не вспомнить. Изба была огромная, в центре - русская печка, у стен - кровати и лавки. Семья была большая, но все мужчины были на фронте, женщины - в поле, дети оставались в доме одни. Нас, эвакуированных, было две мамы и две дочки, отцы у нас тоже воевали. Мамы познакомились еще в поезде, сдружились, вместе работали, вместе воспитывали нас, детей. За шалости, бывало, наказывали. Вспоминаю, как побежали мы гулять, упали в ручей, вымокли, так нас потом два дня гулять не отпускали. Деревенские ребятишки гуляют, а мы на печи сидим, ревём. В садик мы ходили мимо горохового поля. Однажды наелись гороха сами, да ещё и в кармашки набрали - мам угостить. А они нас вечером развели по разным углам и журили: "Не воруйте, нельзя чужого брать!". И ведь тогда, кроме картошки и капусты, ничего и не было, а всё равно - нельзя. Вот какая психология была у людей.

Очень запомнился новогодний праздник, который для нас устроили в детском садике. Елка стоит посредине большой комнаты, мы вокруг на стульчиках сидим. Раздали нам подарки: кусочки серого-серого хлеба, а он такой горький! Мы ели и плакали - давно хлеба не пробовали. В хлеб клали полынь, а муку отправляли на фронт. Ещё помню вкус картофельных лепёшек, которые делали из замороженной картошки - той, которую, по весне иногда разрешали собирать на полях. У этих лепёшек был запах старого овощехранилища.

Как только сняли блокаду с Ленинграда и его пригородов, беженцы стали возвращаться домой. Но города были разбиты и разграблены, оккупанты так просто не уходили. В нашем городе есть дворец Павла I, который считали "пригородным Эрмитажем", немцы заняли его в первые же дни оккупации. Работники дворца-музея успели в первые дни закопать в парке часть коллекций. То, что осталось, не спасли, немцы вывезли всё, что осталось, выжгли дворец изнутри, а на стене оставили надпись: "Когда придёт Иван, здесь ничего не будет".Сейчас дворец восстановлен и снова принимает гостей. А в то время возвращаться многим было просто некуда - их дома разрушили фашисты.

Беженцы оставались жить в пустых домах, в деревнях, которые встречались по пути домой. Мы поселились в деревне Зайцево, в 30 километрах от Ленинграда. Взрослые и дети постарше работали в совхозе или на торфоразработках, младшим доверяли собирать ягоды или пасти скот. Когда собирали клубнику, то нам разрешали её есть, но вот уносить домой было нельзя, и в первые дни мы наедались до тошноты - так давно не ели свежих ягод. Не было тогда и конфет, зато, когда мама работала в выборной комиссии, она приносила по две-три конфетки и булочки: я уплетала их за обе щеки. Потом из города стали привозить хлеб. Зимой он был замороженный, но мама заворачивала буханку в мокрую газету и клала в горячую духовку - хлеб становился мягким, ароматным и очень вкусным. В торфяных озерцах водились мелкие щучки, летом, когда озерца подсыхали, ребятня ловила рыбу голыми руками.

Потом в деревне появился лагерь с военнопленными. Поначалу люди ходили смотреть на врагов, были злы на них, грозились убить. Немцев стали водить на принудительные работы, но они по-прежнему боялись выходить из своих бараков. Потом всё поулеглось, люди работали, злость проходила. Немцы стали иногда выходить из зоны, меняя свои поделки из дерева: копилки, фигурки зверей и птиц – на еду. У многих в Германии остались семьи, и они хорошо относились к детям. Показывали фотографии своих детей, родителей. Люди всё понимали и не обижали пленных.

В сентябре 1946 года в деревне открылась школа. В одном классе занимались ученики от семи до пятнадцати лет, учителей было всего двое, но каждый ученик занимался по своему уровню.

Когда папа ушёл служить в армию, мне было всего 3 месяца. Его направили в школу младших авиаспециалистов, в 54-й скоростной бомбардировочный авиаполк учеником укладчика парашютов. Приехал он перед самой войной посмотреть на дочь и ушёл на фронт. В своём полку он прослужил до конца войны, был укладчиком, портным, шофёром, летал на бомбардировщиках, заменяя убитых стрелков. В Берлин первыми вошли танки и пехота, поэтому когда службы авиаполка попали к рейхстагу, то расписаться на нём было уже негде, но танкисты поставили папу на танк, кто-то подставил своё плечо и он расписался на рейхстаге - высоко-высоко.

После победы папа домой попал не сразу: нужно было сдать все документы, всё оформить. Когда пришел домой, мне было уже 7 лет. Я испугалась большого, красивого военного, который вошел, наша комнатка стала казаться маленькой и тесной. Мне пришлось привыкать к родному отцу. У меня появилось платье из парашютного шелка, и я до сих пор считаю, что это – самый любимый мой наряд за всю жизнь. Папа вернулся всего с одним ранением - для нашей семьи это было огромное счастье. Таких семей было очень мало. У папы было два брата, до войны старший работал ассистентом русского богатыря Ивана Поддубного, но оба брата пропали без вести. Поиски и запросы в архивы так и не дали никаких результатов. Отца моего мужа убили в День Победы. Шло много солдат, он остановился, чтобы прикурить, а неподалёку был снайпер… Моего дедушку зимой, на улице, застрелили немцы только за то, что он не отдал им свои сапоги.

Вот такая страшная и безжалостная штука - война. Но и в послевоенные годы люди не относились с жестокостью даже к пленным немцам, как сейчас люди относятся друг к другу, особенно к старикам.

Нужно помнить, что часы идут только вперед, и все когда-нибудь достигнут пожилого возраста. Старость достойна уважения, понимания, помощи и любви!

А. МОРОЗОВА.

Идёт загрузка...

Данную страницу никто не комментировал. Вы можете стать первым.

Ваше имя:
Ваша почта:
	Размер 1 2 3 4 5 6 7
Комментарий:
Введите символы: * Обновить