Георгий РЕГНЕР

Сказ о вечной любви

Продолжение. Начало в №№ 13, 14

     - Вот тебя, к примеру, зовут Яковом. Мать и родные Яном кликали. Мать и отец твои давненько ушли в мир иной, а вот сёстры твои живы, все три, как есть живы, и детки у них есть, племянники тебе, но только повидать не придётся тебе их, а сёстры все за мужьями живут. Ты же парень работный, ищешь долю свою. Найдёшь ты судьбу, долю свою, но имя твоё долго тебя переживёт, долго имя твоё жить будет вместе с другим, века… - И старец замолчал так же внезапно, как и заговорил. Яков что-то понял из сказанного, чего-то не понял. Дед опять заговорил.

     - Не пытайся скоро понять, поймёшь всё, согласно своему времени, - и опять умолк. Дальше плыли молча. Вокруг была такая красота! Река текла то среди лесистых холмов, то мимо скал. День клонился к вечеру, солнце скрылось за горой, начало смеркаться. Путники проплывали мимо второго мельничного ручья, пора было причаливать на ночлег. Ночевать решили на Аверьяновом мысу, недалеко от хутора, на котором жил Аверьян, хозяин второй мельницы на ручье. Причалили, разожгли огонь, сели ужинать. Ян спросил:

     - Как вас звать, дедушка? Откуда и куда вы идёте?

     - Иду я всё вперёд, иду и иду, пока ноги ходят, а люди зовут меня Леший, потому как я и днём и ночью могу идти по тайге, зимой и летом, и в бурю и в снег. Обычно, иду туда, где я нужен человеку ли, зверю, и встаю пред ними ниоткуда и ухожу в никуда, и за всех всё наперёд знаю, а вот за себя не могу ничего знать, что со мной будет, даже на минуту вперёд. - Старик умолк. Наступила тишина. Только потрескивали дрова в огне да пели ночные птицы. Незаметно для себя Яков уснул, и снилась ему река с чистой прозрачной водой, как будто он плывёт по ней, а на берегу, на красивой цветущей полянке, стоит одинокая берёзка неописуемой красоты, и та берёзка манит его к себе человеческим голосом:

     - Ян, Ян! - А он никак не может одолеть течение, и оно уносит его всё дальше и дальше. Наступил рассвет. Яков проснулся, огляделся вокруг - никого, был ли старец или привиделся? Никого не было рядом, только дымилась в костре догорающая головёшка да вокруг на разные голоса пели птицы. Лёгкий туман стелился над сонной рекой. Недалече, под бережком, плавала одинокая утка. Вдруг откуда-то сверху на утку камнем стал падать ястреб, ещё вот-вот бы - и ухватил её когтями, но та вовремя унырнула под воду, и ястреб не солоно хлебавши взмыл вверх, и так же незаметно исчез, как и появился. Путник подогрел в котелке вчерашний чай, попил с удовольствием горячего, а потом, сев на свой плот, поплыл дальше. Кругом была такая красота и чистота природы, что порою казалось Якову, не на земле он находится, а где-то в небесном раю, где река ослепляла своей чистотой, лес умилял своим пьянящим запахом, а птичье пение околдовывало своим мелодичным многоголосьем.

     Путник плыл по течению реки, и его душу охватывала какая-то непонятная доселе радость, от которой хотелось петь, подпевая весенним лесным птицам, и радоваться вместе с ними новому дню. Вдруг путник услышал собачий лай. Подняв голову, Яков на угорье увидел небольшую деревянную церковь и погост перед нею. Очнувшись от дум, понял, это и есть деревня Перфилово. На колоколенке зазвонил колокол. Яков снял шапку, трижды перекрестился с поклоном в сторону церкви, шепча молитву. Проплыв мимо церкви, Яков увидел пологий берег. Тут же в Куту впадал ручей Перфильев, то ли по названию деревни, то ли деревня называлась по ручью. За ним на берегу стоял дом с большим подворьем и огородом. Яков причалил плот, приколол шестом, взял котомку и пошёл к калитке. Остановился возле неё, перекрестился и постучал кованым кольцом. За забором послышались шаги, и калитку открыла худенькая женщина с болезненным лицом. Яков поклонился, сняв шапку, поздоровался и спросил, где живёт Никифор. Женщина приветливо поздоровалась и ответила, что это и есть дом Никифора, а сам он в поле, вместе с дочерью.

     - А для чего тебе надобен хозяин? - спросила женщина.

     - Был я в Каймоново, и тамошняя родня ваша, Авдотья Антиповна, поведала мне, что Никифору нужен работник, я и пришёл, - ответил Яков.

     Женщина окинула его взглядом - "крепко сложен, прост лицом, молод и с виду крестьянского сословия" - и пригласила его во двор.

     - Заходи, к вечеру хозяин будет, работник нам нужен, верно Авдотья тебе говорила. Яков вошёл во двор. Хозяйка пригласила присесть к столу под навесом.

     - Устал, небось, с дороги, садись, сейчас чего-нибудь соберу на стол.

     Прошло совсем немного времени, и Яков с удовольствием ел мясные щи с дикой солониной, с хорошим ржаным хлебом, а хозяйка сидела в стороне, изредка с любопытством поглядывая на неведомого гостя. Яков поел, выпил кружку простокваши, поблагодарил хозяйку. "Может, работу по дому какую помочь?" - предложил он хозяйке. "Да шибко-то работы вроде бы нет, вот, если только воды с реки наносить в баню, скотине и домой." У Якова давно чесались руки по домашней работе, и он с готовностью встал, хозяйка дала ему вёдра, коромысло, и он рьяно взялся за работу. Не прошло и часу, как все кадушки были полные воды, а Яков только разработался. "Ну что, хозяйка, есть ли ещё какая работа?" - "Да будет тебе, передохни", - ответила она и про себя подумала: "А работник не плох. Добрая помощь будет хозяину, а то совсем Никифор зашился, что пахать, что сеять, что в сенокос, да и дров на зиму готовить надо. Велика ли помощь с дочки Наташки". Женщина задумалась, вспоминая давнюю трагедию.

     Был тёплый летний день. На дворе стоял август месяц. Пришла соседка и позвала хозяйку: "Агата (так звали жену Никифора), пойдём по землянику, ныне очень уж она рясная”. - "Я бы с радостью, да вот Наташку не с кем оставить, Никифор который день на покосе". - "Пойдём, - говорит соседка, - а Наташку отведём ко мне, мои-то дети уже большие, да и бабушка с ними, собирайся, пойдём". Агата быстро собрала дочку, собралась сама, взяла туесок под ягоду и пошла со двора. Занесла дочку к соседке и пошла с нею к ближайшему выгону, где на опушке леса обычно собирали землянику. Ягода была действительно рясной и спелой. "Ой, сколько ягоды, хоть лопатой греби", - засмеялась Агата. Стали собирать и как-то незаметно отошли друг от друга. Агата оглянулась по сторонам, но соседки не было видно, она позвала, соседка откликнулась. Вдруг на опушку, близко от Агаты, вышел медвежонок. Женщина, зная, что нужно делать в таком случае, громко закричала, чтоб испугать медвежонка и чтобы он убежал, так как неподалеку должна быть его мать, а она очень опасна. Медвежонок вякнул, и как из-под земли появилась медведица. Агата не успела опомниться, как медведица подмяла её под себя и начала рвать её зубами и когтями, женщина только успела подумать: "Вот и конец", - и потеряла сознание. Очнулась Агата дома, в своей постели, тела она совсем не чувствовала. Рядом с кроватью сидели дочь и дед Леший. Агата спросила: "Где я?" Дед ей в ответ: "Где, где - дома, рано тебе ещё на небеса, дочку поднять надо, а вот не рождённое-то дитя спасти не удалось, скинула ты его, дочка, хорошо, что сама-то жива, во благодарность Господу Богу. Но ничего, теперь, я думаю, поправишься, я вот день, другой подыму тебя на ноги, подлатаю травками маленько, да и пойду своей дорогой". Так и было, как дед Леший предсказывал: через неделю-другую стала Агата уже сама ходить, хоть и раны ещё болели, а Леший повесил свою торбу на бок и пошёл дальше. Сколько ни уговаривал его Никифор, ничего не взял, только поклонился, а на прощание сказал: "Ну, с Богом", так же незаметно ушёл, как и появился. Это уже потом Агате рассказали, что дед Леший палкой отогнал медведицу, соседка будто видела, как дед медведицу палкой ударил раз и другой, ругать её стал, а та как заревёт, скалится, но отступает, на старика глядеть боится. Смотрит как-то в землю, ревёт, но деда тронуть не смеет. Соседка говорила, если бы кто рассказал такое, ни за что бы не поверила. Недаром народ говорил про деда, якобы знахарь он, божий человек, много кому помогал. Появлялся, как ниоткуда, в самые тяжёлые моменты, когда уже надежды ни на что не было и чудо могло только спасти, и творил дед чудо, и ничего не брал взамен, если только краюшку хлеба да воды напиться. Многие люди в округе ему жизнью обязаны. Его даже староверы в своём скиту принимали, и большое уважение оказывали, хотя людям другой веры путь в ихний скит был заказан. Да, жизнь! Агата поправилась, да вот только больше детей иметь не могла, сильно повредила её зверина лесная. К тому же часто хвороба стала одолевать, бывало ничего, а бывает на погоду по два дня с кровати не встаёт.

     Вот так за делами да воспоминаниями прошёл день.

     К вечеру солнце стало клонить на закат. К воротам пришли коровы, напаслись за день. Хозяйка загнала их в загон, взяла подойник и пошла доить коров. Солнышко закатилось за горизонт. Хозяйка процедила молоко, разлила в кринки и унесла в погреб, налила и Якову кружку парного молока. Он поднёс его ко рту и вспомнил, как в далёком детстве пил такое же приятное молоко от своей коровки, когда после дойки мать ему и сёстрам наливала его в кружки и приговаривала: "Пейте, пейте, детки, на здоровье".

     На дворе уже смеркалось, когда послышались скрип телеги и ржание коня. В ворота постучали, и мужской грубый голос произнёс: "Агата, отворяй ворота". Во двор въехала телега, запряжённая парой коней, на телеге сидел бородатый мужик средних лет в шапке, в домотканых штанах, в рубахе, подпоясанной куском верёвки, и ичигах. Рядом с ним сидела молодая девушка в обычной крестьянской одежде, на голове был повязан платок. Девушка спрыгнула с телеги и, взяв корзинку, прикрытую тряпицей, молча ушла в дом. Якову показалось, что она его не заметила. Хозяин стал распрягать коней, всё делал обстоятельно, с крестьянской неспешностью, хотя, видимо, и устал за долгий трудовой день. Потом увёл коней в стойло, налил воды, задал корма, и только после этого подошёл к столу. "Агата, дай воды испить", - проговорил хозяин. Агата подала деревянный ковш с водой: "Испей, на здоровьичко, небось, замаялся за день-то". "Своя ноша не тянет, - отвечал Никифор, - на себя работаем, не на дядю". Перекрестился трижды, попил воды, присел к столу.

      - Тебя вот человек дожидается, работу ищет, его к тебе кума наша, Авдотья, направила, - сказала хозяйка.

     - Работник - это очень даже к месту и ко времени, ну а пока собирай на стол, зови Наталью, да ужинать будем, уж потом разговоры говорить. На пустое брюхо ладного разговору не бывает, - проговорил Никифор. Женщина загремела в кути посудой, позвала дочку, стали собирать на стол. Вышла во двор Наталья, умытая и причёсанная, увидел её Яков и окаменел - даже в полумраке светилась её неземная красота. Наталья была стройна, волосы заплетены в косу. Яков, как встал при виде Натальи, так и стоял, открыв рот, онемев и остолбенев от такой красы, ему казалось, что это какой-то дивный сон, которого он никогда не видел. Боясь произнести звук и пошелохнуться, стоял бы целую вечность, но его окликнул хозяин: "Садись за стол, мил человек, вечерить будем". Понемногу Яков стал приходить в себя, перекрестился, сел к столу. Хозяин прочёл молитву, перекрестившись, все принялись за еду. Только Яков почти ничего не ел, нет-нет да украдкой поглядывал на красавицу, на её лучистые с божьим светом глаза, голубизна которых была видна даже при слабом свете лучины. Яков про себя подумал: "За эту красоту не только жизни, а и души не жаль". Подумал и смутился. Как он, батрак, без роду, без племени, может мечтать о такой красоте, которая только для царя, да и то не всякого, а для царя царей.

     Подумал, а огонь в груди разгорался всё жарче и жарче, ему казалось, что вот он вспыхнет и сгорит в момент, без остатка. "Что-то ты слабо ешь, - вдруг заговорил хозяин, - у нас говорят, что работника нужно выбирать по еде: кто как ест, тот так и работает". - "Нет, что вы, хозяин, в работе я удалой, а что ем немного, так это от того, что я за сегодня, почитай, ничего не делал", - оправдывался Яков.