Сказ о вечной любви

Продолжение.
Начало в №№ 13, 14, 15

      Ужин закончился, и Никифор через стол начал спрашивать: "Ну, рассказывай, кто ты и откуда, а каков ты в работе и что умеешь делать, это, если сговоримся, то увидим". И поведал ему Яков всю свою жизнь, всю, без утайки, как на духу. Хозяин слушал внимательно, не перебивал, только иногда поглаживал свою бороду. На дворе уже наступила ночь, когда гость закончил своё повествование. Хозяин встал, и, глядя в лицо Якову, сказал: "Завтра утром скажу свой ответ, утро вечера мудренее". "Агата, - произнёс хозяин, - постели гостю в мастерской, на топчане". "А ты, смотри, с огнём аккуратней", - сказал Якову и направился в дом. Ночью Яков никак не мог заснуть, весь, как будто пылал огнём, но потом уснул и виделся ему такой сон, в таких цветах и фантазиях, какого ранее и после никогда уже не видел измученный жизнью и дорогой Яков. Ночь прошла. Наступило утро. Ещё не совсем рассвело, Яков проснулся и вышел во двор. На столе уже стоял завтрак, а Агата крутилась около топящейся уличной печи, на которой стояли, дыша паром, бачки и кастрюли. Яков, умывшись, сел за стол. Хозяин, не торопясь, начал свой разговор: "Ночью я подумал, покумекал так и сяк и решил: беру я тебя в работники, если тебя устроит моё предложение". И немногословно, с присущей сибирякам краткостью, он изложил свои условия и вместе с тем оплату, остановившись только на том, чтобы было уважительное отношение к людям и не дай Бог взять чего-то чужого без спросу. По принципу: умри с голоду на чужом хлебе, но без спросу не трогай.

      Яков со всем согласился. "Ну раз так, то по рукам". Мужики пожали крепко друг другу руки и, перекрестившись, принялись за немудрёный завтрак. После чего запрягли коней и отправились в поле, делать тяжёлую крестьянскую работу. Почти всю дорогу ехали молча, только единожды Никифор, как бы невзначай, заговорил: "Натаху сегодня дома оставил, пусть отдохнёт, а то за нонешную весну совсем заездил дитя, она аж с лица сошла". По словам, с какой теплотой он это говорил, было понятно, как отец любит свою единственную дочь.

      Никифор задумался, вспомнил, как когда-то давно, когда он был ещё совсем молодым, на осеннем охотничьем промысле забрёл к нему на огонёк дедушка Леший. Уже было темно, когда дед открыл дверь в зимовье. Никифор удивился, дед пришёл, а ни одна из собак даже не залаяла, а Леший говорит, как бы читая его мысли: "Собаки на меня никакие не лают: ни сторожевые, ни охотничьи". Молодой охотник удивился, даже как-то не по себе стало, но виду не подал. Вместо вопросов поздоровался и пригласил к столу. Дед тоже поздоровался, скинул с себя зипунишко, вышел на улицу, отряс его от снега, зашёл, повесил зипун над каменкой сушиться и только после этого присел к столу, перекрестился и прочёл молитву, вместе с ним перекрестился и Никифор. Стали ужинать: ели похлёбку с сухарями, ели, не торопясь, молча, как все сибиряки. Потом стали пить чай и только за чаем заговорили. Говорили о нонешнем урожае, о снегах, ловушках, о зверях и охотничьей птице.

      Никифор ранее слыхал, что дед может видеть любую жизнь наперёд, захотелось ему про свою судьбу узнать, да вот спросить как-то неловко. Дед при свете лучины глянул на охотника и стал говорить: "Судьба у тебя, мил человек, не простая, вроде как дадена сверху, да вот только дважды будет тебе дано выбор сделать, в первый раз неверно пойдёшь, беда в твоём доме поселится, а вот другой раз будет дано тебе принять верное решение, вот как пойдёт, я не ведаю", - закончил дед. Помолчал, потом изрёк: "А так всё вроде ровно будет: и добра, и лиха, как у всех". Походил, покряхтел дед, потом прилёг на лапник у каменки, и уснул сном младенца, тихо посапывая.

      Вспомнил тот случай Никифор, подумал, а что к чему, так и не разобрал. И ранее он тоже вспоминал эту встречу, всё пытался разгадать ту загадку, что ему тогда предсказал старец, но так на ум ничего и не приходило. Он даже как-то, встретив старца, пытался расспросить, но дед сказал: "Придёт время, всё поймёшь, только живи и хорошо обдумывай все поступки свои, тут тебе в помощь одно скажу: "Семь раз отмерь, один раз отрежь".

      Вот с тех пор и не принимал Никифор никогда скоропалительных решений, всё всегда крепко обдумывал. Сегодня же вспомнил стариковы слова, и что-то в душе заныло, и как-то совсем по-другому стал воспринимать он дедов сказ.

      За думами, за мыслями незаметно подъехали к недопаханному полю. Остановились, спрыгнули с телеги, перепрягли коней в двуконный плуг, испили воды и, благословясь, прочитав молитву, неспешно принялись пахать. В начале Яков вёл коней, а Никифор управлялся с плугом, нажимая на рукоятки лемеха, видно было, с каким чувством он работал на полосе. После двух кругов вспашки на спине у него рубаха взмокла от пота. Потом поменялись местами, и Яков взялся за рукоятки плуга, а Никифор повёл под уздцы лошадок. Таким образом, сделав полтора круга, Никифор остановил коней, опустился на колени, придирчиво осмотрел борозду, запаханную работником, подумал: "Неплохо, совсем неплохо". А Яков был так рад привычной работе, что ему даже захотелось петь. Ведь только настоящий крестьянин может понять, как может тосковать душа земледельца по благородному, пусть и тяжёлому труду землепашца и хлебороба. Яков работал старательно, не спешил, но и не тягомотил. Никифор глядел на умелость и проворность своего нового работника и благодарил Господа Бога за щедрую удачу, которую он дал ему в виде хорошего работника.

      Шёл полем и досадовал только о том, что не дал ему Господь сыновей, эх, если бы дал он ему сынов, как брату его Игнату, у него аж три парня: удалые, один к одному, ликом пригожи, да и в работе прилежны. В жизни веселы, к старшим уважительны, чтобы прошёл мимо старшего, да без поклона и приветствия, оборони Господь, да никогда такого не бывало. Отцу, матери послушны. Да, от того и дом Игнатия - полная чаша. Эвон сколько землицы запахивают, и хлеб родит славно, и скота, почитай, целое стадо. Дом пятистенок новый рубят, наверно, старшего женить ноне, в осень, будет. На Святки недаром ездил в деревню Михеево, невесту, видать, приглядывал. Оженит, ещё пара рук в дом прибавится. Из Михеево да из Максимово девчат в жёны и надо брать. Работящие там девчата, яснолики, как картинки, певучи и, немаловажное дело, плодовиты. Вон, в Каймоново, старый Севастьян в жёны с Михеева брал Меланью, дак она ему девять сынов родила и семь дочек, вот какая богатая семья получилась, во славу Господа Бога. Ох-хо-хо, а у меня что? Одна дочь, вечно в девках держать не будешь, приедут, сосватают и увезут в чужую сторону, тогда в пустой хате с Агатой останешься, подумать страшно.

      А то года эдак три тому назад купец Иван, роду Карповского, с товаром по Куте вниз плыл, да заехал на ночёвку к Никифору, угощал вином, сладостями, Агате платок красивый подарил, Наташку к себе подозвал, тоже платком одарил. На другой день, когда собрался отчаливать, подозвал к себе Никифора, поблагодарил за приём, достал кошель, даёт целковый и говорит: "Тебе плата за ночлег", - взял деньги хозяин, поблагодарил купца

      - И вот ещё, - говорит купчина, - на тебе пять целковых, одень дочку, как купчиху, не дело такой красе в таком одеянии ходить. По камню и оправа должна быть. Надумаю жениться, сватов в твой двор слать буду, как раз к тому времени дочка в лета войдёт. Обнял и расцеловал, как родню. Добрая партия для дочки, а вот нам-то каково с Агатой будет?

      Вот так и жил после этих слов, вроде как между радостью и горем.

      Да, думы, думы, думал Никифор, и белой завистью завидовал брату. Но что бы ни было, ни единого раза не радовался Никифор чужому горю или неудаче другого человека, а своим-то всегда готов был помочь. Ну а пока, пока радовался хозяин хорошему, прилежному работнику, с ним-то мы горы свернём, только бы всё ладно шло, никакого фортеля судьба не выкинула бы. Незаметно подошёл день к вечеру, работа ладилась, и за работой да мыслями, незаметно пролетел день. Поле допахали. Большую работу сделали, за ночь землица погреется, а завтра посеем, да под заборонку. Эко дело будет. Перепрягли лошадей, в телегу собрали одёжки, скарб, сами сели и поехали, усталые, но довольные своей работой, домой, где их ждал ужин и добрый отдых. Ибо для того, чтобы отдых был добрым, нужно хорошо поработать. Приехали, распрягли коней, напоили, задали корму, умылись. Хозяйка собрала на стол, потом позвала мужиков к столу. Ужинали молча, только один раз Никифор спросил: "Где дочь? Почему не идёт к столу?" Агата сказала, что Наташка отужинала и отпросилась погулять с подругой, должна скоро прийти. Мужики наелись, встали, перекрестились и отправились по своим местам, на ночлег.

      Опять Якову не спалось, хоть и приустал за день на пахоте. Когда он закрывал глаза, то перед глазами сразу вставала Наташа. Наташа - какое нежное имя, оно созвучно словам: нежность, милосердие. Как молитву, в уме без конца повторял: Наташа, Ната, Наташенька, а в груди всё сильнее и сильнее разгоралось пламя, и казалось, вот-вот вырвется огонь и зажжет всё, всё: вот-вот полыхнёт и загорится дом, подворье, травы, речка, небо, да и сам Яков сгорит и превратится в пепел. Парень вышел во двор, умылся из бочки холодной водой, чтоб остудить пыл. За забором послышались лёгкие шаги и девичьи голоса, Яков и желал увидеть Наталью, и очень боялся. Когда шаги послышались возле калитки, Яков быстро шмыгнул в свою каморку, упал на лежанку и затих.

      Утром опять встали с первыми петухами. За завтраком Никифор сказал: "Дни и ночи ноне тёплые, я думаю, сегодня будем отсеиваться, я и Наташка будем сеять, а Яков боронить, значит, как в прошлом годе, на Аверяьновых полях под заборонку сеяли, ноне будем пробовать на ближних полях. Мать, подымай дочку, поедет с нами. Ты, Агата, оставайся на хозяйстве". Агата послушно пошла в дом, подымать дочь. На улице совсем рассвело, когда вышла Наталья. На утренней заре её красота была до такой степени божественна, что Яков чуть не сомлел. Так бы и случилось, если бы хозяин не крикнул: "Яков, запрягай, да давай грузить борону". Вздрогнув от неожиданности, работник поспешил к лошадям. Запрягал неспешно, но с крестьянской сноровкой, погрузили семенное зерно, борону, положили с собой нехитрый крестьянский обед с крынками и узелками, сели на телегу. Никифор сел спереди, Яков сел на телегу справа, подошла Наташа и села рядом с Яковом. Поехали.

      От близко сидящей девушки шло какое-то безумное тепло, да такое, что Яков сразу вспотел, ему было очень жарко. Пьянил девичий аромат, ему казалось, что от девушки пахнет весенними цветами и парным молоком и ещё чем-то непонятным, но очень, очень близким и родным, наверное, это был запах любви. Да, да, это и был запах любви, но парень был ещё несведущ в этом и оттого не мог понять. Доехали до поля. Одного коня запрягли в борону, другого отпустили пастись. Все опустились на колени, Никифор громко прочитал молитву, чтобы Господь дал дождей в меру, дней солнечных, ночей тёплых и урожая доброго. Перекрестившись, все дружно встали с колен. Хозяин распорядился: "Мы с дочерью будем зерно кидать, а ты, Яков, будешь заборонять за нами. Сильно не спеши, но и не отставай, а то птица налетит, зря зерно потравит". Встали по местам, и началась работа. Вроде бы и ничего хитрого в ней не было, но, однако, если неладно кидать зерно, то и взойдёт, где густо, где пусто. Да и заборонка тоже дело ответственное, плохо зерно заборонишь, его птица соберёт. Работали, не останавливаясь, до полудня, дело спорилось, и все получали личное удовлетворение от сделанной работы. Никифору нравилось, что работа идёт ритмично, вдвоём так работу не сделаешь.

      Наталье тоже нравилась работа, добрый денёк, и то, что парень такой видный, как встретится с ней взглядом, глаза отводит, краснеет и речь путает при виде её. В Перфилово парни много проще, да и как их рассматривать женихами, коли они сплошь все родня, в основном братанники, то есть двоюродные братья. По всему Наталья понимала, замуж отдадут её на чужбину, за чужого парня, в чужую деревню. А ещё хуже, если отдадут за купца Карпова. Он с лица не пригож, грубоват с людьми. Да, если за него отдадут, будет век попрекать, что из крестьянской семьи взял, так что, хоть и в достатке будешь жить, да только этот достаток тебе хуже нищеты покажется. Такие вот думы девичьи были, а Яков работал старательно, вот только нет-нет да Наташа поглядит на него. И ещё старался изо всех сил, чтобы не оплошать и не получить замечание от хозяина, а то при девушке со стыда сгореть можно.

      Работа кипела, время шло незаметно, вот и пришло время обедать. Коня Яков выпряг, отпустил пастись. Сели возле телеги, прочитали молитву, перекрестились, принялись обедать. После обеда Никифор разрешил немного передохнуть. Наташа видела, что отец добр, в хорошем настроении, и решилась спросить у него:

      - Тятя, в нонешнее воскресенье отпустишь Якова с нами на вечерку? - спросила, и потом пожалела, лучше бы не спрашивала.

      Отец тотчас стал груб, сказал как отрезал:

      - Работать надо, а не о вечерках думать, да и до воскресенья дожить надо. Работы-то ещё невпроворот. Вон, целина не пахана, дрова не пилены с половодья лежат, в общем, работы хватает.

      А про себя Никифор подумал: "Хороший работник, вот только молод да лицом пригож, не запудрил бы голову дочери. Пригож и работяга, однако, голь перекатная, без роду, без племени. Не дай Господь, засмеют соседи да братья будут пальцем тыкать. Вот бы купчина сподобился жениться, это было бы дело. Что-то тянет, непонятно, в летах уже. По всему время. А может, какую невесту из купеческих присмотрел али из приисковых, по всей округе, почитай, ездит. Один только Бог ведает, что у него в голове и что на сердце. Да и мужики говорили, непостоянен он. Ну дак людям не всегда верить можно, может, и врут из зависти. Всяко бывает".

      Вот так за работой прошёл ещё день, и опять был вечер, ночь и снова утро. Всё в хозяйстве ладилось, посеяли хлеб, вспахали целину, подняли пары, посадили картошку. Яков помогал женщинам садить грядки, потом с Никифором пилили дрова, возили во двор, кололи и складывали поленницы в дровянике.

      Яков с Натальей понемногу освоились, разговаривали иногда между собой. Стеснение, конечно, было, но уже не такое, как раньше. Однажды, когда Наталья подавала поленья Якову, а он складывал их под самую крышу, девушка как бы нечаянно выронила полено из рук, и вместо него подала свои руки. Яков тоже, как бы нечаянно взял её руки в свои, они оба подняли глаза и встретились взглядами. Так и застыли, держась за руки и глядя в глаза друг другу. Его взгляд говорил: "Ты мне дороже всего на свете, я готов для тебя сделать всё, что угодно, и самое малое, это достать с неба луну и звёзды, что бы бусами из звёзд небесных украсить твой прекрасный лик". От рук девушки шло невообразимое тепло, такое же тепло и излучал её ясноокий взгляд, говоря: "Сокол ясный, я пойду за тобой куда ты пожелаешь, пойду без всякого сомнения и страха, потому, что я вижу твою силу и твоё благородство, твой лик для меня воссиял ясным месяцем в хмурой ночи".

      Они стояли, глядя друг другу в глаза, и всё понимали без слов. Их душевное тепло сливалось воедино, даже сердца бились в унисон, и казалось, что сама любовь соединяла их руки, соединяла их сердца, их души, их мысли. Соединяла навеки, назло всем препятствиям и всем запретам. Очнулись они только, когда во дворе услышали голос Никифора. Он громко разговаривал с Агатой. Сложили все дрова. Потом ещё была работа, и вновь, и вновь они глядели друг другу в глаза, держались за руки. Вот так без слов, без каких-то действий, вспыхнула любовь между скитальцем Яном и прекрасной крестьянской девушкой Наташей. Эта любовь была запретной. Никогда Никифор не выдаст свою единственную дочь красавицу за безродного, пусть и трудолюбивого парня. Что скажут братья, да и вообще, что скажет народ? Но как помешать влюблённым? Им ничего не нужно было больше, они каждый день видели друг друга, пусть и украдкой, но дарили улыбки и взгляды, вздыхали, и жили, радуясь тому, что свёл их сам Господь Бог. Они не задумывались, что будет потом, не думали и не гадали наперёд, им было и так очень и очень хорошо.

      Всё шло своим чередом, так устроен человек, когда ему хорошо, он старается не думать о плохом, может быть по скрытому суеверию боясь думать о дурном, что бы не накликать его. Закончились посевные, пахотные, дровяные работы, лето вступило в свои права. Косить ещё рано, вроде отдых, но нет. Нужно ехать подсушивать ели для плотов, на которых будут сплавлять сено. По пойме речек, родит самая добрая трава, и значит, самые богатые сенокосы по берегам рек. Сибирские крестьяне из года в год, в июне месяце поднимались вверх по рекам, окоряли стоячие ели на полтора-два метра от земли - сдирали кору, и ель в течение года высыхала на корню. На следующий год её валили и делали сухие сплавные плоты. На них стаскивали и замётывали зародами сено, потом связывали в караван, из пятнадцати - двадцати плотов, и сплавляли. Вот для таких дел в июне, после Святой Троицы, ватага мужиков, на шитиках, поднималась вверх по реке, окоряли ели, потом неводом ловили рыбу, солили её в бочонках. За это же время, самые опытные охотники, добывали одного или двух лосей, мясо так же солили в бочонках, потом вялили и коптили, рыбу так же вялили и коптили, но не всю, иную везли солёной в бочонках. Ватага подбиралась только из опытных рыбаков и охотников, на подхват брали максимум двух человек, которые исполняли трудоёмкую, малозначительную работу, за одно и постигали науку рыбной ловли и промысла зверя. На такую работу, обычно отцы брали своих подрастающих сыновей, чтобы учить младшее поколение промыслу и всем житейским хитростям. Вот на такую работу и стали собираться перфиловские мужики.

      Никифор хотел взять с собой Яна, но братья отговорили его. Старший брат толковал так: "Вот возьмёшь своего работника, в промысловом деле он лопух, это раз, другое, чужой человек, может он сегодня здесь, а завтра соберёт котомку и уйдёт, куда глаза глядят, ну и зачем его учить? Пусть поживёт годик, другой, малость обрастёт мохом перфиловским, вот тогда и видно будет, учить его или нет, а пока у тебя племянники уже в года вошли, как раз вовремя им учиться, руку набивать в промысле, вот их и надо брать". Подумали и решили: тому и быть. И вот, после двухдневных сборов, погрузили снасти, снедь, ружья и двух зверовых собак, больше собак не нужно, не осенний промысел, и рано, по утру потолкали шитики шестами вверх, по реке Куте, а тащить им шитики, почитай, до самой реки Половинная, выше деревни Каймоново, ещё вёрст двадцать с гаком.

      Никифор уехал, Якову же задал работу по хозяйству. Нужно было поправить сбрую конную, отладить телеги, санные волокуши, отремонтировать сенокосный инструмент. В общем, хватало работы: и по ремонту, и по уходу за скотиной. Да древесину для новых саней заготовить надо. Работал Ян с душой, не ленился, да и Наташа рядом была, помогала, где что придержать, где показать, где что лежит у отца из инструмента. А всё-таки самая большая помощь от неё была, что она находилась рядом. Как-то в воскресный день, к вечеру, собралась Наталья на вечерку и говорит: "Ян, пойдём со мной, я тебя с нашими ребятами познакомлю".

      И они пошли гулять. Молодые собирались на полянке, возле реки. В деревне был свой балалаечник. Девушки деревенские хорошо пели, музыкант им подыгрывал. Потом музыкант играл плясовую, молодёжь весело плясала, а Яков стоял в сторонке и глядел с любопытством на развлечения молодёжи. Он бы и сам не прочь сплясать, но стеснялся своего убогого одеяния. Потом девушки запели жалобную песню о судьбе одинокого пастуха, который любил деревенскую красавицу, но никак не мог ей признаться в любви, а вместо этого он сделал дудочку и жалобно на ней играл, выражая своей музыкой всю боль неразделённой любви. Он так играл, что от его музыки плакала старая ива и полевые цветы. Понравилось Якову на вечерке, деревенские парни были статны и обходительны, девушки были красивы и певучи, да и всё вокруг было красиво: и лужайка, и погода, и тихая ночь, и аромат полевых цветов, всё, всё вокруг радовало его, давно не видавшую веселья, душу. После вечерки все расходились. Кто уходил парами, кто не сыскал ещё себе пару, то уходили девушки с девушками, парни с парнями. Яков уходил с Наташей и её двоюродным братом Семёном, здоровенным белокурым парнем. Тихо переговариваясь, они шли по деревенской улице. Семён проводил сестрицу и Якова до ворот Никифорова дома, попрощался и пошёл к себе домой. Когда парень с девушкой остались одни, Яков спросил: "А что это нас сегодня Семён провожал?" Наташа без утайки объяснила: "Понимаешь, наши деревенские парни, обычно, всех чужих первый раз учат, то есть собираются вдвоём, втроём и побьют новичка, а Сеня, сегодня на вечерке, всех парней предупредил, они поворчали, но против браткиного слова идти никто не решился. Сёма, на всякий случай, всё же пошёл нас провожать, хотя все в деревне знают, против его слова никто пойти не рискнёт. И к тому же это мой самый лучший братанник, он за меня из любого душу вынет, да и свою не пожалеет. Да и я за него тоже, если надо, всё отдам, он мне самый родной". Потом они ещё немного постояли, молча. Тишину нарушил голос Агаты: "Дочка, что там по двору шарахаешься? Давно спать пора, уже первые петухи пропели". Молодёжь, быстро попрощавшись, спешно отправились каждый по своим местам.

      Вечером следующего дня после ужина Яков, предупредив хозяйку, взял удочки, перемёты, заготовленных дождевых червей в берестяном туеске и пошёл на верхний плёс рыбачить, с ночевой. На берегу нашёл рыбацкий шалаш. Потом наладил перемёты, наживил, закинул перемёты повыше и пониже шалаша, а удочками решил рыбачить прямо напротив шалаша, возле него и костёр развёл. Потом пошёл рыбачить удочками. Рыба клевала плохо, и от этого как-то стала сказываться дневная усталость, Яков оставил удочки, подошёл к костру, подкинул в костёр большую корягу и, расстелив зипун в шалаше, стал укладываться спать. Небо было ясным, звёздным. Далёкие звёзды смотрели на большую грешную землю с её вечными трудниками, не зная, что они чувствуют, о чём переживают, чему радуются и о чём грустят. Незаметно для себя Яков уснул. Проснулся он от тёплого прикосновения девичьих рук. Открыл глаза, возле него, прямо на земле, сидела Наташа, и даже в ночи светилось счастьем её лицо. Яков подумал, что это сон, хотел отвернуться, но не смог. Наташа робко поцеловала его, потом ещё и ещё.

Идёт загрузка...

Данную страницу никто не комментировал. Вы можете стать первым.

Ваше имя:
Ваша почта:
	Размер 1 2 3 4 5 6 7
Комментарий:
Введите символы: * Обновить